кейс буллинг и ко

Арина М., психолог

Буллинг – модная тема, но понять, что это такое на самом деле не так уж просто. Единственный вопрос, который остался у меня – это понимают ли люди, его осуществляющие, что творят? Если да – то в какой степени? Если нет, то почему? Собственно, куда они смотрят в этот момент? О чем думают? Понятно, что их совесть пропускает буллинг как здоровая клетка – вирус. Но ощущение «здесь и сейчас», простейшая рефлексия на тему «чем я в данный момент занимаюсь»? Ответ на вопрос: «что я делал на перемене?», т.е. элементарное воспроизведение в памяти событий пятиминутной давности? Или все эти аберрации – тоже последствия вируса?

Буллинг не зависит от возраста. Одинаково «интересно» заниматься им в детском саду (поспрашивайте воспитателей), в школе (вспомним свои классы), на работе (банальные или не очень истории про «злого» начальника).

Буллинг не зависит от пола. Сказать, что мальчики чаще занимаются буллингом, чем девочки довольно сложно. Люди любого пола могут быть одинаково жестоки к слабым, необычным, непохожим на остальных.

Страх, который вызывает буллинг, сродни страху жертвы перед охотником. Азарт bully (инициатор буллинга) подозрительно напоминает азарт хищника перед нападением.

Социальная «игра» по принципу хищник-жертва стара как человечество. На любого нападающего найдется жертва, на любую жертву – нападающий. Мысленно перенесемся в школу (не единственный, но распространенный пример), представим себе модель отношений между детьми в коллективе, и наша картина обретет яркие краски. Я думаю, каждому (буквально каждому) найдется, что сказать на эту тему.

Заканчивая вступление, думаю, следует перефразировать известную юридическую формулу: распространенность и повсеместность проблемы не освобождает от обязанности с нею бороться.

Приведенный ниже кейс (или серия кейсов) является моим личным вкладом в решение столь актуального на сегодня вопроса. Надеюсь, что детальное изложение реальной ситуации даст возможность читателю глубже вникнуть в суть проблемы и, быть может, натолкнет на понимание причин ее возникновения и путей разрешения.

Итак, поскольку описываемая ситуация повторялась несколько раз с вариациями, то уместно будет разделить ее на несколько частей.

Часть 1. Предпосылки. Дым

Школа для ребенка представляет собой в некотором роде начало новой жизни. Появляются фиксированные часы уроков, новые отношения, круг обязанностей, другие требования. Вместе с ними незаметно начинается автономная жизнь на новом уровне. Дети могут ходить или не ходить в сад, общаться или не общаться со сверстниками до школы, но, раз в ней оказавшись, все смешиваются, образуя коллектив (в полном или неполном смысле этого слова).

Моя первая школа была обычной и необычной одновременно. Обычной потому, что в ней не было никакого особенного уклона (она не была слишком престижной или совсем «районной»). Необычной – потому что правила в ней были чуть более строгими и жесткими, чем было принято в школах того времени. Мы носили форму по старому образцу, не разрешалось убирать длинные волосы в хвосты (только в косы), требования к аккуратности и поведению напоминали (правда, очень отдаленно) английские чинные школы для девочек XIX века.

Как известно некоторые свойства коллектива абсолютно не зависят от внешней формы его организации. Дружбы и размолвки, симпатия и неприязнь, мини-группы, близкие и разные интересы, характеры существуют всегда и везде.

Моя первая школа стала у меня школой «подружек на неделю». Я могла неделями сидеть одна на переменах, потому что не знала, с кем и как общаться. Прозвенел звонок, миг, и все уже разбрелись по своим друзьям-подружкам. А мне куда? Правильно, в книжку. Надо же повторить следующий урок! Или посмотреть предыдущий. Помечтать тоже важно. Смешная я даже научилась рассказывать сама себе сказки. Смутно вспоминаю, что самое неприятное, что могло произойти на перемене – обращенные ко мне слова учительницы «ну что ты сидишь, пойди поиграй» (или что-то в этом роде). Очень неудобно, когда и идти-то тебе никуда, да и не особенно хочется.

Другой странной особенностью было то, что мне очень нравилось наблюдать за разговором взрослых. «К учительнице пришла коллега из соседнего класса? Отлично! О чем это они говорят? Об уроках? Вот бы и мне присоединиться!» – думала я, и в свое оправдание могу лишь сказать, что от мечтаний, пусть самых красочных, можно иногда уставать.

Мои одиночные посиделки с учительницей на перемене иногда перемежались «подружками». Помню, в первый день школы ко мне подошла девочка из моего класса со словами «Давай дружить». Предложение меня несколько огорошило, но вежливая я согласилась, правда без особого энтузиазма (потом об этом жалела). Не очень-то мне было понятно, что эта дружба предполагает. Девочка, видимо, тоже о концепте дружбы еще не задумывалась, поскольку, получив, мое формальное согласие, постояла, постояла да отошла.

В следующий раз мне повезло больше (именно «повезло», потому что инициативу проявлял кто угодно, только не я). У другой девочки моего класса что-то случилось во взаимоотношениях с подругами (или она переосмысливала свою жизнь или просто решила сменить способ проводить перемены – все это было и остается лишь догадками) и всю неделю напролет мы играли в «крестики-нолики». «У меня появилась подруга» – решила я, тогда еще не знавшая, что детский интерес неудержим как ветер.

Заканчивая про «подружек» скажу, что моим рекордом была подруга одного дня. Пока наши родители выполняли окно-моющую повинность, мы, две девочки, за неимением лучшего занятия, носились друг за другом по коридору как угорелые. В какой-то момент моя учительница вышла из соседнего класса и остановилась, глядя на нас в недоумении. Удивилась бы и я, на ее месте. «А я-то думала, кто там так бегает» – сообщила она мне. «Интересно, как изменятся наши отношения с Настей после целого дня общения?» – думала я. «Никак» – подсказывал мне мой 7-8 (или даже 9)летний жизненный опыт. Он не ошибся.

В третьем классе, а вероятно, и в последнем его полугодии у меня появилась подружка Катя – та самая, которая предлагала дружить 2 года назад. Появилась она на почве обсуждения каких-то текущих проблем (учебных и общественных). С моим уходом из школы исчезли общие проблемы, а с ними, и повод для общения.

В заключение первой части проясним ситуацию. Я была одиночкой. Меня никто не обижал, никто даже особенно не трогал. Я не знала, как начать общаться. Я до сих пор не уверена, что искренне этого хотела, но не могу утверждать и обратного. В любом случае, я не представляла, как и по какому поводу. Я вполне неплохо училась, так что моя «странность» была явно не в этом. Я была в ужасе от контрольных и в панике от физкультуры, но не думаю, что эти качества столь уж непростительны в глазах семилеток. Осознав свое отличие, я захотела быть «как все». По традиции, как и бывает с подобными желаниями, я ошиблась.

Остановимся на минутку, чтобы задать вопросы. Рассматривая данный этап, к каким выводам можно прийти? Что делать с подобными детьми-одиночками в классе? Представьте себя учителем, классным руководителем, родителем. Рассматривая эту ситуацию с позиции учителя, единственный честный ответ, который я могу дать – не знаю. Оказать поддержку, уделить особе внимание? Безусловно, окажись я в этом классе, я бы так и сделала (потому что хорошо помню себя). Я могла бы в некотором роде компенсировать недостаток общения. Но мои сочувствие и эмпатия никак не помогут ребенку на пути к социализации. Он привяжется ко мне, но обретет ли он таким образом навыки социально взаимодействия в среде сверстников? Научится ли полноценно функционировать в обществе? Одним словом, пожалеть можно, но как помочь?

Часть 2. От одиночки до изгоя полшага. За дымом следует огонь.

После третьего (последнего) класса начальной школы наступил пятый. Здесь действительно меня ждала проверка на прочность. Но не будем заглядывать вперед.

Школа на этот раз была необычная. Сохраняя анонимность, скажем только, что ее целью было обеспечить максимально комфортные условия для социально-психологического развития и образования ребенка.

Тем не менее, внешне это никак не выражалось. Сказать, что я попыток реализации этой благой цели не заметила, значит, не сказать ничего. Так что об этом подробнее.

Начнем с психологической обстановки в классе. Весь класс состоял из групп и конкурентов. Глядя со стороны, можно было подумать, что в этом классе идет вечная война. Против кого? За что? Эти вопросы не имели ответа. Казалось, каждый борется против другого. Конечно, не в одиночку. Группа девочек против группы мальчиков. Другая группа мальчиков против девочек. Группа девочек против других девочек. Потерять счет войнам легче, чем их перечислять. Легче потерять счет (а точнее, внимание) оказалось и учителям. Бесчисленные перепалки и драки не привлекали особого внимания. Известное психологическое правило, согласно которому слишком часто повторяющееся событие (пусть и крайне негативное) перестает особо беспокоить, работало здесь в полную силу. Бывали, конечно, крайние ситуации, когда обратить внимание было необходимо (кому-то угрожала опасность разбить или сломать себе что-нибудь). В остальном, внимание учителя было обращено куда угодно, только не на поведение ребят.

Вероятно, для понимания ситуации, следует дать более полное описание обстановки в школе вообще. Пятый класс был своеобразным «мостиком» между начальной и средней школой. Пятиклассники продолжали учиться в здании начальной школы, у каждой параллели был один класс, в который приходили на урок учителя-предметники. «Мостик» выражался еще и в том, что после пятого класса ученикам предлагалось распределиться на классы. Жаждущие преуспеть в науках гуманитарных могли поступать в лицейские классы. «Великих математиков» приглашали в физико-математические. Многообещающим художникам раскрывал свои красочные объятия худ-граф. «Бесталанные», не проявившие никаких особых наклонностей, да и просто нежелающие что-либо делать мирно отправлялись в общеобразовательный класс. Отъявленные незнайки с проблемами (у кого были проблемы – у учеников или у учителей с этими учениками, остается, на мой взгляд, невыясненным) отправлялись в класс коррекции (заодно этот класс был любимой угрозой учителей для нерадивых и неуспевающих).

Неудивительно, и в то же время, необъяснимо для меня в то время было страстное желание учителей оставить в образовательном классе как можно большее количество учеников. На уроках по основным предметам нередко «мистически» всплывали невероятной сложности задания, выполнить которые не представлялось возможным. Получив колонку сплошных «двоек», учителя заявляли примерно следующее: «Лицейский класс? О чем вы? Посмотрите на свои отметки!». Стоит упомянуть, что дети, таки заявившие о своем желании в эти классы поступать, удостаивались подобных заданий и результатов еще чаще, чем остальные. То есть, если бы у ребенка на голове (или на спине) была кнопка с функцией «провались на экзамене», она бы сломалась от слишком частого использования.

Кнопки у меня не было, но о желании поступать в лицейский класс я заявила. В общем-то, через полгода учебы, я о нем мечтала денно и нощно и не потому, что я жаждала учиться (увы), а потому что любой класс, считала я, будет лучше этого. Лицейский класс? Да! Гимназический? Тоже да! Я бы и в худ-граф пошла, если бы рисование не было моей единственной «тройкой» (граничащей с «двойкой») в журнале.

Ничему этому не суждено было случиться. И это – прекрасно. Это единственное, в чем я безусловно уверена во всей этой истории.

Расскажу теперь, почему. Во-первых, я не способна была сдать «не сдаваемое». Конечно, невероятно сложными эти задания не были, но и значительно более высокий уровень, который требовался, был мне тоже недоступен. Нежелание учителей помогать в подготовке к экзаменам, слабый уровень всего класса, ужасная ситуация с дисциплиной способствовали скорее понижению уровня знаний, чем его повышению. Поэтому вся работа по подготовке «гениев» ложилась на плечи родителей, самих детей, репетиторов и других действительно заинтересованных участников учебного процесса.

Подробнее о дисциплине. Я не знаю, что послужило причиной, но классный руководитель ушла из школы в середине учебного года. Новым руководителем назначили преподавателя английского языка, которая не могла, не хотела, да и не знала, как вмешаться в запутанные (к тому времени уже всерьез) отношения детей с учителями и друг с другом. Обстановка была настолько напряженной, что даже во взаимодействии с учителями-предметниками возникали разные «истории». Например, на уроках одной из учительниц портфели учеников очень часто «мистически» покидали свои места, лишая своих владельцев возможности достать ручку или листок до конца урока. На перемене найти пропажу было легко, но неприятно. Ни много, ни мало, свой портфель Вы видели в мусорном ведре. Вопросы «за что» и «почему» были явно неуместны. Портфелей в ведре бывало настолько много, что весь мусор в итоге оставался вне его. Часто мусора там не было вовсе, видимо после нескольких подобных случаев это ведро выделили для особого использования.

Понять учителей часто сложно, но посочувствовать стоит. Постоянный шум на уроках, шелестение, общение, драки под столами, записочки и война с соседом могут лишить равновесия почти любого. Прибавим к этому «экзаменационную нервотрепку» и проблемы всевозможного учебного и дисциплинарного характера расцветают пышным цветом.

Я намеренно оставила напоследок самый лакомый для педагога и психолога кусочек – отношения между детьми в коллективе. Учителя здесь практически не вмешивались, так что дайте волю своему воображению. Что могут делать пятиклассники, когда им необходимо выпустить негативную энергию, которую они получают отовсюду и с избытком? Что может быть проще, чем найти козла отпущения? А если он (она в нашем случае, но тем лучше) еще тихий, безобидный, и главное, новый, свежий, ничего про нас не знающий? Игра, азарт, охота, погоня! Жертва найдена, так за чем дело стало? Объединимся против общего врага! Со своей стороны, скажу, что я, конечно, рада обычно способствовать объединению людей, а не их противостоянию, но не хочу это делать подобным образом. Тем более, группа, объединившаяся для буллинга, с легкостью способна обратить агрессию внутрь себя.

«Что же они делали?» – спросите Вы. Если бы это была ситуация классического буллинга, мой ответ должен был быть: «ничего конкретного, просто мучили». Понятно, что мучиться просто не бывает, но обратимся на минутку к понятиям. Здесь следует уточнить, что под буллингом я понимаю психологическое давление на человека по принципу «хищник-жертва», не предполагающее причинения физического вреда. Проще говоря, насмехаться, издеваться – это буллинг, устраивать «встречи» после школы – нападение. После школы мне встреч не устраивали (к счастью) – то ли не догадались, то ли я не провоцировала. Я совсем (органически) не выношу жаловаться на кого-либо кому-то. Я не помню ни одного случая, чтобы я жаловалась учителям. Вероятно, что один-два раза они замечали проблему сами, но никаких запоминающихся действий предпринято точно не было.

Я не могу честно сказать (в соответствии со своим собственным определением), что отношение детей ко мне можно назвать только буллингом. К сожалению, просто издеваться (то что мы сейчас называем психологическим давлением или ключевой идеей буллинга) часто кажется недостаточно. От любви до ненависти, как известно, один шаг. От угрозы к насилию, от мысли к действию – тоже. Очень сложно миллион раз сказать и ни разу не сделать. Человек зачастую таким образом убеждает сам себя, что перейти к действиям просто необходимо. Да и негативная энергия имеет неприятное свойство накапливаться… Так что меня однажды ударили то ли линейкой, то ли палкой по голове. В тот день уровень напряженности атмосферы в классе явно подходил к критическому, потому что в то же время, помнится, какие-то мальчики с особенным рвением ударили еще и по губам.

Позитивных сторон в этом конкретном случае было две: 1) что не ударили сильнее и 2) случай был единственным, который мне запомнился. Почему именно в этот день, чем именно я спровоцировала такое поведение – не помню и не представляю. Вероятнее всего, ничем. Просто кипящая буря эмоций иногда переливается через край… Кипящая вода в кастрюле выливается сначала на плиту, потом на стол. Столу, конечно, неприятно, но он молчит. Молчала и я. Молчали учителя. Оказывается, в корне такой шумной бурной атмосферы лежит молчание. Вообще, когда происходит что-то неверное, неправильное, обязательно где-нибудь да найдется ошибочная тишина. Всегда бездействует что-то (кто-то), чему нужно выступить вперед.

В шуме и в хаосе ищите молчание…

Часть 3. Передышка. Как тлели головешки

Школу я, конечно, сменила. Психика – вещь ценная, и у человека она, как правило, одна (другие примеры истории неизвестны).

Про третью свою школу в плане буллинга мне сказать решительно нечего. Вот, представьте себе, никто меня не травил. По интересному совпадению здесь же появились первые подруги (не на один день, как ни удивительно).

Следует немного рассказать про атмосферу в классе (для сравнения). Первая ассоциация – свобода. Нельзя сказать, что все разрешалось – отнюдь нет. Нельзя с уверенностью утверждать, что нагрузки было значительно меньше – наоборот. Предметов было на порядок больше, домашние задания порой были поистине огромны. Но общее ощущение свободы, внутреннего спокойствия витали в воздухе. Учителя здесь обладали способностью видеть, замечать и даже действовать. Дети (разумеется, по чистой случайности) утратили столь невероятную раздражительность и желание ранить. Каким-то образом все оказались заняты своим делом: кто учился, кто искал способы избежать этой тягостной повинности. Но вот разбираться, почему сосед тебе кажется таким странным и необычным почему-то не хотелось никому.

Разумеется, все не бывает идеально. Конечно, ситуации случаются всякие, и за 4 года обучения в школе любой человек, взор которого устремлен хоть изредка наружу, найдет массу материалов для кейса. И не одного, а десятка. Был даже случай буллинга, но это материал для отдельной истории. Сделаю здесь только два противоречивых наброска, чтобы обрисовать проблему. Два мальчика моего класса травили новичка – на удивление, он не был слабым, но вот одиноким был точно. С одной стороны, действия учителей не были достаточно эффективными (они видели проблему, делали замечания, одним словом, пытались). Но дело дошло до того, что завязалась драка, и мальчику сломали руку. С другой стороны, эта ситуация была для школы экстраординарной и впоследствии много и долго обсуждалась: с родителями, детьми, классом и т.д. Т.е. идеи «замять и забыть», пройти мимо не возникало.

К слову здесь придется и другая история (тоже очень кратко). Ученик средней школы украл у старшеклассницы телефон. Подробности мне неизвестны, но история разбиралась фактически со всей школой. Это был, наверное, первый в жизни случай, когда я осталась до 6-7 вечера в школе (точнее, меня, как и всех, оставили) – выясняли причины и мотивы поведения не только конкретного мальчика, но и воровства вообще. На повестке дня было: зачем воруют, кому нужно, насколько сие действие морально, какие последствия за собой влечет; что необходимо делать, если, совершив поступок, человек раскаялся.

В завершении третьей части скажу о головешках из названия. Откуда они взялись и почему тлели?

1) Первый год я, выражаясь фигурально, млела от страха при виде и учеников, и учителей (первых боялась, правда, больше).

2) Я не изменилась. Так что головешки не стали пеплом. Для любого «заинтересованного» наблюдателя я осталась примечательным объектом. Имея позади почти пятнадцать лет, прошедших с тех пор, могу сказать, что опыт тогда ничему меня не научил. Вот ровно ничему.

И здесь – внимание! Если мы хотим, чтобы опыт буллинга чему-то научил нас или наших детей, сделал нас сильнее, мужественнее, умнее (продолжите список) мы должны работать с ним. Пережитые события далеко не всегда сами собой превращаются в опыт, который будет полезен, и на который можно опираться в будущем. Проговаривать, анализировать, выявлять и бороться с комплексами – это только начало работы, лишь нейтрализация вреда. Нормализация самооценки (не повышение, а именно содействие формированию адекватной), возвращение уверенности в себе, формирование адекватного восприятия себя, окружающего мира, развитие навыков социальной коммуникации и даже возвращение способности ощущать себя личностью (да, все зависит от тяжести воздействия) – это лишь базовые результаты, которых необходимо добиться в ходе работы с подобным опытом.

Часть 4. Огонь и пожарники

Почти все вспоминают свои школьные годы с грустью. Одни с ностальгией, другие – с горечью. Кто-то мечтал, чтобы никогда не заканчивались эти чудесные дни, кто-то другой – чтобы никогда в них не возвращаться (желательно, даже в кошмарах). Я не мечтала о невозможном, но все же взгляды последних мне ближе. Так что закончить «эпопею» я решила быстро и решительно. Благо, что в те далекие времена существовала чудесная возможность экстерната – спасение всех одиноких, недовольных и утопающих. Я, правда, относила себя к четвертой категории – спешащих. Я очень спешила. Институт казался мне заветной целью, где все, абсолютно все мучения «коммуникативного» рода закончатся. И наступит счастье: тебя станут оценивать по твоим достижениям, и только. Насколько мои мечты были мечтами рассказывать здесь бесполезно, каждому подскажет его опыт…

Вернемся ненадолго к школе. Итак, экстернат – предел мечтаний уставшего школьника. Мой экстернат, правда, оказался лишь условно идеальным – в нем все-таки были занятия, почти каждый день по 3-4 пары (1,5 ч), просто два года проходились за один. Учебный день ничем особенно не отличался от дня обычного школьника. В классе было около 25-30 человек, и царила классическая атмосфера «подготовки и пред-института».

Все же и для меня нашлось время. Нервы, напряжение, впереди мир взрослой жизни, и энергия вновь плещет через край (а под плитой, как помните, стол – тот самый, который молчит). Тут и головешки пригодились. К тому же я внезапно обнаружила себя единственной отличницей. Разве можно упустить такую возможность?

Итак, здесь речь идет о значительно более взрослом возрасте – ученикам по 16, 17 и даже 18 лет. Так что проследить последовательность: повод – действие гораздо проще. Первый повод я уже упомянула – единственная отличница, первой ее спрашивают, но порой и первой хвалят.

Второй повод чуть сложнее. Здесь я впервые столкнулась с целой дилеммой. Вообразите, что учитесь в выпускном классе. «На носу» ЕГЭ по математике, а Вы и знать о ней не хотите: скучная, грустная и (что самое главное) не слишком понятная это дисциплина. И вот в один из коротких зимних дней после двух длинных пар русского перед Вами раскрывается гнетущая перспектива двух пар математики. Как снег бел, так для Вас очевидно – эти пары покажутся Вам в миллион раз длиннее первых. Вспомните о том, что в классе Ваше слово имеет определенный вес. Для Ваших друзей математика – не менее тоскливый опыт, чем для Вас. И вот, бурное воображение подсказывает Вам (или, скорее, напоминает), что предстоящие уроки когда-то собирались отменить или предполагали перенести на другой день. В конечном итоге, все (или большинство) знали, что уроки состоятся. Но соблазн так и шепчет Вам эти сведения проигнорировать. И вы сдаетесь. Вы предлагаете всему классу не ходить. И… к Вашему счастью, все соглашаются… кроме троих.

Два мальчика-друга Вас волнуют мало – Вы с ними не общаетесь, так что сказать, что весь остальной класс (с Вами во главе) ничего об уроках не знал, не составит проблемы. Но вот эта отличница – да, проблема. Вы уговариваете ее, и так, и сяк, стараетесь, напрягаете все силы убеждения, приглашаете подруг на подмогу и наконец… она соглашается. Вы со спокойной душой уходите домой.

А на следующий день оказывается, что Вы… прогуляли. Выяснения, вопросы, проблемы. «Кто же нас сдал?» – с гневом думаете Вы. И, вдруг, Вы слышите поразительные слова учительницы математики: «А вот Арина почему-то знала об уроке. Арина пришла». Арина-то знала, но упирающуюся, упрямую Арину Вы же не далее как вчера с таким трудом уговорили уйти… Так она вернулась?! Вы взбешены, Вы в гневе и… Вы решаете мстить!

Разумеется, понять такие чувства можно… со стороны действительно выглядит немного странно. Но месть – плохое чувство, негатив, злость, причинение вреда ближнему и все такое…

Вернусь в роль самой себя и попробуем разобраться. Все-таки со своей стороны виднее. Дело в том, что я не умела сказать «нет». И не просто не умела, но боялась. Те же самые девочки (лидеры класса) несколько раз смеялись, перешептывались и переглядывались, неодобрительно качали головами и кивали в мою сторону. Наученная прошлым опытом, я заранее боялась по принципу «предупрежден, значит вооружен». Вооружаться я, как мы помним, по определению не умела, но вот насторожиться задолго до непосредственных событий – всегда пожалуйста.

И вот на лестнице (не знаю, почему у меня так ярко запомнилась эта картина – вопрос к психологам) меня окружает группа девочек, и говорит: «Ну пожалуйста, ну мы очень просим, ну обязательно, ну что тебе стоит. Просто не идешь и все. Ничего говорить и делать не нужно. Вот, смотри, никто ведь не идет». И тут «правильная» моя часть кричит: «Нет, так нельзя». Я и вербализовала это изначально – сказала раз десять «нет». А «трусливая» часть отбивает в мозгу чечетку: «а может, и ничего, послушаться? Уйду – и проблем меньше».

С каждым «нет» последующий отказ все сложнее (не верьте тем, кто говорит обратное – часто происходит именно так). И поскольку слабость дети чувствуют, как никто другой, то они продолжают давить… пока не согласишься или не примешь твердое решение, что «нет» – это «нет».

Решение-то я приняла, только с опозданием. То есть трусливая моя часть в итоге пробормотала нечто вроде «ну ладно», но через миг (когда «давители» уже ушли) «правильная» часть сказала: «нельзя». И внутренняя победа свершилась. Вот только внешняя стала дальше, чем когда-либо. Я спустилась на один только лестничный пролет…

Популярности мое решение мне, безусловно, прибавило. Только, преимущественно, с негативной стороны. Я не пожалела о своем решении. Зачем я стану жалеть о том, что «правильно»? Но потенциальные враги стали реальными. На следующей неделе я впервые приобрела привычку не мыть руки в школе (даже если надо). Вообще не заходить одна никуда, кроме классов. Потому что зайти я смогу, а вот выйти – не факт. Поскольку перспектива еще раз остаться запертой наедине с раковинами и пустыми кабинками мне не улыбалась, я приобрела эту полезную привычку. Других столь же полезных привычек, я, к сожалению, не приобрела, поэтому иных нападок избежать не удалось. Конечно, и смеялись, и издевались, и всячески мешали. Единственное, чего не делали – не задавали вопросов «почему» или «как же так?». Впрочем, я и не ожидала.

Закончилось на этот раз, правда, все благополучно. Наступил выпускной день, у меня получился отличный аттестат, и я смогла сделать шаг вперед – навстречу новой жизни, навстречу пониманию и учению, навстречу новым возможностям, и в частности, идее написать этот кейс.

Часть 5. Эпилог, заключение и вопросы

Итак, что же такое буллинг? Буллинг – это взаимодействие двух людей или групп, в котором одна сторона стремится самоутвердиться, повысить свою значимость в глазах единомышленников и соратников за счет унижения другой стороны. Буллинг является предтечей и часто сопровождается причинением физического вреда. Поэтому работа с буллингом должна быть распределена по двум уровням: уровень психологического давления (систематические насмешки, нападки, агрессия, угрозы в адрес «жертвы») и уровень причинения физического вреда (от слов переходят к действиям). Все-таки разница между моральными и физическими ранами велика – для первых достаточно лишь слова, в то время как для вторых нужно физически прикоснуться к другому с намерением причинить реальную боль.

Работать с ситуациями буллинга, безусловно, должен учитель и, почти столь же необходим психолог. Потому что, если ребенок становится “bully” – у него, очевидно, глубокая проблема. Да, буллинг наверняка имеет корни в животной части человеческой природы. Но, подумайте, есть ли у животных столь очевидная травля представителей своего же вида? И не берите при этом в расчет борьбу с чужаками из-за территории, потому что ведь жертва буллинга, как правило, никому ничем не угрожает…

В то же время жертва буллинга также, очевидно, нуждается в психологической поддержке. Не только с целью нивелировать результаты воздействия буллинга, но и с целью его предупредить. Сложности в общении, закомплексованность, страхи и одиночество легко могут стать предпосылками буллинга.

Мне повезло, ибо мои родители не позволили мне оставаться в травмирующей ситуации. Меня перевели в другую школу, я попала в иную среду, затем в еще одну и т.д. Я знаю, что почти всегда можно уйти, спастись, выйти на волю из душащей и угнетающей атмосферы. Иногда достаточно просто отвернуться и на минуту изгнать страх, чтобы не быть жертвой.

Но, а если этого мало?

Больше всего в этой ситуации меня удивляло не молчание, не бездействие и неспособность мне помочь со стороны учителей, но то, что люди (дети) в принципе способны таким образом себя вести. Мне были непонятны ни эмоции, ни цели, ни мотивы. И поэтому я ничего не могла предпринять – я не имела ни малейшего представления, что можно сделать, чтобы прекратить нападки. Я также не догадывалась, что именно во мне вызывает такую реакцию, и потому ничего не могла изменить. Многие из этих вопросов актуальны до сих пор. К ним только прибавилось еще несколько: как предотвратить буллинг, в целом? Какие аспекты в воспитании требуют особенно пристального внимания? Очевидно, что назидательные беседы по поводу «хорошего» и «плохого» в отношении к людям не принесут особой пользы. Вопрос гораздо глубже. Моральные дилеммы, кейсы, адаптированные для детей конкретного возраста? Это возможность на учебной «безопасной» ситуации учиться разрешать проблемы взаимоотношений.

Но и это не все. Как воспитать внутреннюю направленность на созидание? Ведь главная цель буллинга – разрушить, помешать, разбить, сломать, убрать с дороги… И у детей, например, далеко не всегда развита эмпатия – она часто формируется с возрастом и в процессе воспитания. То есть иногда мы видим, что детям «не жалко», но это не должно мешать нам воспитывать в них «нельзя».

И, таким образом, столь актуальная сегодня проблема буллинга разделяется на несколько аспектов: борьба с негативной энергией и поиск причин ее возникновения, направлений адекватной ее реализации («безопасной»); развитие эмпатии; формирование моральных норм поведения и отношений между людьми в обществе; развитие общих навыков эффективного общения. Работу по этим направлениям необходимо вести одновременно и систематически, возможно, разными средствами, вероятно, с акцентом на наиболее проблемную область, очевидно, что с участием и родителей, и учителей, и психологов.

И, может быть, тогда, таким образом, путем совместной работы нам в будущем удастся плодами своих трудов увидеть превращение человека в Человека.